Кутепов Н. И.
Русская охота. Экземпляр №06

Оглавление

Введение

Изучение отечественной старины представляет глубокий интерес для всякого, кто любит отчизну, кому дорого ее прошлое. Любопытны и порой поучительны понятия, которыми в своей жизни руководились наши предки; интересны обычаи, составлявшие уклад их жизни, и не лишены значения даже мелкие подробности их быта. Старина, в ее многоразличных проявлениях, часто представляет нам образец такой самобытности и цельности, которым могут позавидовать даже времена новейшие. В глубине веков наблюдается нередко такая полнота жизненных ощущений, какая почти совершенно неизвестна и мало доступна современному человечеству: кто ищет образца для жизни, полной здорового труда и здоровых наслаждений, тот, всего скорее, нашел бы его у предков наших, с большим уменьем отдававших делу время, а потехе - час. Вот почему все народы с развитым самосознанием посвящают своей отечественной старине, ее научному изучению и художественному воспроизведению лучшие силы и массу труда. И можно сказать, что тем выше историческое самосознание данного народа, чем более исследована и разработана его старина.
Наша родная старина привлекала и привлекает к себе многие силы. Благодаря трудам историков и археологов многое из нашей далекой старины исследовано, разработано и восстановлено; однако в области старинно-русского быта есть еще предметы и вопросы, мало затронутые в исследованиях, и к числу последних относится вопрос об охоте в Древней Руси.
В современных обществах охота не имеет такого широкого и важного жизненного значения, какое ей свойственно было повсюду во времена древнейшие. Но в истории человечества охота представляет собой факт глубокой важности, потому что ей открывался путь для постепенного развития человека в общественном и личном отношении.
Охота одинаково свойственна и дикарю, и человеку самого высокого развития. Повсюду на земном шаре, где только живет человек, охота существовала и существует. Исчезали с лица земли племена и народы, вымирали учреждения и обычаи, а охота не исчезла, но живет, лишь разнообразясь в своих видах и приемах, сообразно с условиями территории и нравами населения. Причину такой необыкновенной живучести охоты и ее распространенности следует искать, по нашему мнению, в тех естественно-экономических условиях народного быта, которые впервые вызвали к жизни охоту, так сказать, создали ее.
Для древнейших обитателей земли охота являлась жизненною необходимостью. Для дикаря жить значило охотиться: истребляя зверей, он тем самым делал свое существование более обеспеченным против трех главных его врагов - голода, холода и четвероногих хищников. Охота как борьба за существование до последней степени напрягала все силы дикаря, постепенно развивала в нем способность наблюдения и уменье пользоваться результатами его, содействовала развитию в нем способности мышления и благодаря ей отчасти он получил первые понятия о природе. Она разбудила спавший гений человека, и человек изобрел копье, лук и стрелу - первые орудия, которые цивилизовали человека. Мало того, охота должна была дисциплинировать волю дикаря: чтобы сразить зверя, иногда нужно выждать момент, когда удар всего вернее, и принять то положение, которое всего удобнее. Сообразительность и ловкость, настойчивость и выносливость - вот те навыки, какие образовались в борьбе со зверем, навыки, получившие особую цену впоследствии, когда человеку пришлось вести борьбу уже не со зверями, а с себе подобными. Такова первая ступень в развитии охоты.
С течением времени, когда человек научился побеждать вредных и страшных зверей, а животных полезных сумел приручить и сделать своими слугами, его мысль открыла способ извлекать пользу из земли. Земледелие повлекло за собой оседлость, оседлость сократила район охоты. С этого времени человек до известной степени прикрепляется к земле, а раньше он свободно менял места, и где было много зверя, где был простор и приволье для охоты, там было и его обиталище.
Когда человек сделался землепашцем, охотничья добыча перестает быть для него единственным средством существования; материальное значение охоты суживается, она становится у некоторых народов вспомогательным или второстепенным занятием, но зато более рельефно обозначается ее другая сторона - благородного занятия, искусства, обладателям которого, если они отличаются храбростью и ловкостью, она доставляет славу, уважение и нередко даже саму власть. Известно, что в песнях дикарей прославляются отважные и искусные охотники и воспеваются их геройские подвиги; и, без сомнения, в первобытных общественных группах, как и у современных дикарей, лучшие охотники, отличавшиеся отвагой и удалью, становились главами и вождями племен.
Последнюю ступень охоты, на которой ее развитие окончательно завершилось, мы встречаем уже у цивилизованных народов. Она явилась одновременно с возникновением поземельной собственности, деления общества на классы и общественного разделения труда. На этой ступени охота делается искусством и зачастую привилегией высших классов общества; причем здесь охота - не случайная забава, выполняемая, как кому вздумается, но именно искусство, подчиненное известным правилам, извлеченным из опыта. Правильная охота, как она теперь называется, требует большого, специально подготовленного, служебного состава и массы охотничьего инвентаря. На все это нужно много любви к делу, довольно досуга и очень много средств; неудивительно поэтому, что в таком виде охота становится любимым занятием людей достатка.
В современных культурных обществах охота как дело необходимости, в смысле борьбы со зверями, уже явление случайное и редкое; как промысел она стала достоянием низших классов; как искусство она сделалась занятием высших.
История охоты как борьбы за существование находит себе место в общей истории человечества. История промысловой охоты неотделима от общей истории промышленности в той или другой стране. Охота как искусство может и должна иметь свою собственную историю.
Как одно из существенных жизненных явлений, охота, конечно, не могла избежать регламентации права. В первоначальную эпоху своего существования, когда охота была делом жизненной необходимости и главным источником существования, она не подвергалась никакому ограничению: всякий мог охотиться, где ему было угодно, куда только он мог проникнуть с луком, стрелой и копьем. Это период безусловной свободы охоты.
С возникновением права поземельной собственности владельцы той или другой территории стали запрещать охоту на своих угодьях посторонним лицам, так как вследствие постоянной охоты количество дичи быстро уменьшалось, а оставшаяся неистребленной спешила убраться из неспокойных мест. Это второй период - исключительного права охоты.
Третий период в развитии права охоты - это так называемая регалия охоты, то есть когда право охоты наряду с другими промыслами становится, ради фискальных целей, привилегией государства. Регалия охоты возникла к концу Средних веков и была широко распространена по всей Европе, но в России она не практиковалась. Средневековой регалии у нас на Руси отчасти соответствовали налоги, которые взимались с охотничьей добычи.
Наконец, четвертый период в развитии права охоты - это опять период свободной охоты, но с некоторыми ограничениями. В этот период право охоты обусловливается, с одной стороны, частным поземельным правом (чья земля, того и охота), с другой - правом государства иметь высший надзор за правильностью и своевременностью охоты. Налоги, взимаемые при этом с охоты, имеют не фискальное значение, но идут на организацию надзора за правильностью охоты.
Изобразив общий ход развития охоты, бросим теперь беглый взгляд на ее историю в Древнем Мире.
В преданиях всех народов мы находим или прямое упоминание об охоте, или ясные намеки на нее. В литературных памятниках Древнего Мира имеются несомненные указания на более или менее продолжительное существование охотничьего быта. Животный эпос существовал у всех культурных народов. Мифы классического мира часто изображают сцены охотничьей жизни. В Библии и у Гомера любимые и в высшей степени поэтические сравнения заимствуются из круга животного царства и охотничьего быта. Все это показывает, что у исторических народов Древнего Мира охота была существенным делом жизни, на котором сосредоточивались практическая мысль и поэтическое творчество.
Библия представляет нам тип страстных охотников в лице Измаила и, в особенности, Исава. Нам известно, как младший брат его Иаков с помощью хитрости получил вместо Исава благословение отца и право первородства, воспользовавшись отлучкой Исава на охоту.
В Библии же мы находим сказание о Нимвроде, основателе Вавилонского царства. Страстный и неутомимый охотник, он, по словам народного предания, с изумительной отвагой преследовал хищных зверей, опустошавших страну. Собрав вокруг себя дружину охотников, он впоследствии сделал из них воинов, расширил с ними пределы своих владений и, упрочив свои захваты, положил начало монархии, столь славной в древности. В те времена ничто так не обеспечивало человеку уважение, высокий престиж и авторитет, как отвага и опытность в охоте и успех на войне. Нет ничего удивительного в том, что цари и герои, о которых воспоминания сохранились в вещественных и литературных памятниках Древнего Мира, характеризуются как знаменитые охотники.
Семирамида, царица Ассирийская, велела изобразить на стенах своего дворца сцены леопардовой и львиной охоты. Стены древних вавилонских дворцов покрывались рельефами; некоторые из них изображают царскую охоту. На ассирийских монументах находятся барельефы, изображающие большие царские охоты на львов, кабанов и буйволов. Ассирийский царь Тулкат Гибаласар похваляется в своих надписях тем, что он убил 920 львов. Египетский фараон Тутмес III, распространивший завоевания египтян до реки Евфрата, охотился на слонов в долинах Месопотамии. Дарий, царь Персидский, умирая, завещал написать на его гробнице, что он был охотник. Артаксеркс Лонгиман и Кир были страстные охотники. Вообще персы видели в охоте серьезное занятие и прекрасную школу, подготовлявшую к боевой деятельности, тем более, что в те времена на войне употреблялось то же оружие, что и на охоте. Если признавать вполне достоверными сведения, сообщаемые греческим историком Геродотом, то оказывается, что воспитание у древних персов состояло в том, что молодежь приучали ездить верхом, стрелять из лука и говорить правду. Царь Камбиз, преемник Кира, отличался меткостью стрельбы из лука. Один из его приближенных, некто Прексасп, на вопрос царя, какого мнения о нем народ, имел неосторожность отвечать: "Государь, народ вообще прославляет тебя, твой ум и твою доблесть; один только недостаток находят в тебе: что ты не довольно умерен в употреблении вина". Камбиз вспыхнул гневом и в эту самую минуту, случайно взглянув в окно, заметил Прексаспова малолетнего сына, игравшего с другими детьми на царском дворе. Он схватил лежавшие подле него лук и стрелу и пустил ее в ребенка; к несчастью, выстрел был очень удачен: стрела пронзила ребенка в самое сердце. "Хорош ли выстрел? И могут ли так стрелять люди, неумеренно преданные вину?" - со злой усмешкой спросил царь дрожавшего от ужаса Прексаспа. "Сами боги, - проговорил несчастный отец, - не могли бы сделать более меткого выстрела".
Сезострис Египетский одинаково с Артаксерксом Лонгиманом систематически обучал охоте своих сыновей. Птоломей Евергет сам занимался охотой и оказывал ей широкое покровительство.
Из греческих царей особенно отличался страстью к охоте Александр Македонский. Известно даже, что он поручил Аристотелю, своему воспитателю и учителю, написать трактат об охоте.
В греческой мифологии и поэзии в изобилии воспроизведены черты охотничьего быта, существовавшего в древнейший период греческой жизни. Веселый и бурный Вакх изображался в тигровой шкуре - эмблема его подвигов в охоте за тиграми. Геракл (Геркулес) носил шкуру льва, которого он убил в Немейском лесу; большая часть его подвигов носит охотничий характер: таковы его победы над немейским львом, эриманским вепрем, стимфалийскими птицами, критским быком, над конями Диомеда и ланью, посвященной Артемиде, которая считалась богиней лесов, рек и ручьев, покровительницей охотников, а вместе с тем и дичи. Артемиде был посвящен великолепнейший храм в Эфесе, который в день рождения Александра Великого сжег Герострат. Изображалась она или в длинном женском одеянии, или с приподнятым для удобства охоты хитоном; обыкновенно у нее за плечами колчан, а в руках лук или факел. Аполлон, которому приписывается изобретение лука, также забавлялся охотой и был увенчан лаврами за убиение страшного дракона Пифона. Даже Афродита охотилась - из любви к Адонису. По словам мифа, в котором рассказывается о нежной любви Афродиты к Адонису, богиня покинула все для любимого ею Адониса, забыла даже самое небо; не рядилась, не нежилась, но, до колен подобрав одежду, бродила она с юношей по горам и лесам, по скалам, поросшим колючими растениями; с собаками преследовала ланей, зайцев и других зверей, но мощного вепря, медведя и волка она избегала и Адонису советовала подальше держаться от них.
Мнение древних персов, что охота представляет прекрасную школу, подготовлявшую к боевой деятельности, разделяют и некоторые греческие философы и законодатели. Так, например, один из знаменитейших философов Древней Греции, Платон, рекомендует охоту как лучшее приготовительное средство к перенесению трудностей военной жизни.
Спартанский законодатель Ликург, по свидетельству одного древнего автора, предписал спартанцам упражнять детей своих в разных родах охоты, чтобы выработать в них ловкость, проворство и силу. В одном из произведений римского поэта Виргилия, в "Георгиках", находим, между прочим, указание на то, что спартанцы достигли в охоте величайшего искусства и славились породой гончих и борзых собак.
У греков мы находим и первое сочинение, специально посвященное охоте. Оно принадлежит известному греческому историку Ксенофонту. Сочинение об охоте называется "Kynegetikos" - "Похвала охоте". Ксенофонт называет охоту "божественным изобре-тением" и первыми охотниками считает Аполлона и Диану: он описывает охоту на зайцев, оленей и кабанов весьма подробно и любопытно; менее подробно говорит он об охоте на львов, барсов и пантер; описывает две породы существовавших тогда собак, делает им сравнительную оценку и указывает способы натаскивания собак и уход за ними. Ксенофонт - восторженный поклонник охоты и признает за ней громадное значение. "Охотники этим занятием, - говорит он, - развивают телесную силу, тонкий слух, острое зрение и крепкое здоровье". Особенно важна охота, по мнению греческого историка, как подготовка к боевой жизни. "Если доведется во время войны идти по самым неудобным дорогам, под изнуряющей тяжестью доспехов, то охотник не падает духом, так как он привык переносить такие неудобства. Никто не может быть менее его прихотлив относительно ложа, нет лучшего стража, нежели он; никто не выполнит приказания отчетливее его; никто спокойнее не пойдет даже на явную смерть, так как он привык глядеть ей в глаза на охоте за дикими зверями". Первая поэма в честь охоты также появилась на греческом языке, но уже в эпоху римского владычества. Оппиан, поэт II века до Р. Х., написал поэму в честь охоты в четырех книгах; в звучных и красивых стихах он дает прекрасные описания охоты и природы; известно, что естествоиспытатель Бюффон обращался к книгам Оппиана за справками; современники же называли стихи Оппиана "золотыми стихами".
Римляне, подобно грекам, также любили охоту и широко практиковали ее, по крайней мере, в эпоху роста и процветания Рима. Было даже время, когда всеобщая страсть к охоте, казалось, угрожала другим существенным занятиям жизни, и ее приходилось сдерживать. Известно также, что римские легионы упражнялись в охоте и на ней приучались к воинской дисциплине. В эпоху упадка и разложения Рима изнеженный римлянин уже ленился сесть на коня и выехать в поле в погоню за зверем; он предпочитал смотреть травлю зверей в цирке и придумал отвратительный бой гладиаторов, факт, показывающий, насколько извратился здоровый инстинкт охоты. Впрочем, некоторые императоры еще поддерживали истинный вкус к охоте; так, изящный и образованный Адриан был страстно предан охоте, любил собак и лошадей и даже основал город, прозванный "Адриановой охотой", на том месте, где он убил дикого кабана после долгой погони за ним.
В римской литературе охота не раз находила себе отголосок. Виргилий делает Аскания (в "Энеиде" ) охотником и уже в раннем возрасте изображает его первым на охоте, как и на войне. Гораций в письме к Лоллию хвалит охоту как занятие благородное, избавляющее душу от мрачного настроения и дающее ей покой, радость и восторг. Плиний, консул, в переписке с Тацитом также отмечает доброе влияние охоты на душу; а в одном месте своей переписки с другим приятелем указывает на трудность усвоения искусства правильной охоты в следующих словах: "Что касается меня, то я занимаюсь в Тусканской вилле охотой и наукой, иногда одной из них, иногда и той, и другой вместе, но я не в состоянии, однако, решить, в котором из этих двух занятий достичь успеха труднее".
История древней и средневековой Европы полна сказаниями и легендами из охотничьего быта и повестями об охотниках-богатырях. Страсть к охоте была в крови многих средневековых королей; но особенно страстными охотниками были Карловинги. Пепин Короткий, Карл Великий, Карломан, Людовики XI и XII, Франциск I, Генрих II, Карл IX, Генрих IV, Людовик XIII представляют собой типы истых охотников, соединявших в себе безграничную отвагу с ловкостью и опытностью в охоте.
Как всегда и везде, и на Руси охота предупреждает собой историю. История уже на первых страницах бытописания земли Русской отмечает существование охоты как факта обычного и широко распространенного. Без сомнения, и на нашей территории охота началась еще в те времена, когда здесь впервые появились люди. Везде возникая одновременно с появлением человека, она и здесь должна была возникнуть в далекой непроглядной тьме веков.
В историческую же эпоху Руси мы уже находим охоту не только как промысел, но и как искусство. Если и теперь есть у нас простор и живой материал для охоты на севере и юге, на западе и востоке, то в те отдаленные времена, очевидно, его было слишком достаточно. Тогда Русь в значительной части была покрыта исполинскими лесами, о которых лишь слабое понятие могут дать ныне сохранившиеся леса на северо-востоке России, по берегам Печоры и Камы. В них было много простора и приволья для всякого зверя и для всякой птицы, и, следовательно, много было разнообразного материала для охоты.
Первые исторические известия о народах, живших в пределах нынешней России, характеризуют их как охотников.
Геродот, греческий историк и путешественник V века до Р. Х., первый посетил нашу страну и оставил сведения о ее древних обитателях. В его время в пределах Южной России жили скифы и сарматы, народ кочевой, которому звероловство доставляло пищу и одежду, столь необходимую в холодном климате. В юго-восточной степной полосе (в пределах нынешних Воронежской, Саратовской, Симбирской и других губерний) жили вудины; "за степью, поворотя более к востоку (то есть в приуральском пространстве), обитали фиссагеты, народ многочисленный и особый, питающийся звериною ловлей; по смежности с ними жили иирки, тоже звероловы". Описывая быт этих народов, Геродот замечает, что все они занимались охотой: "Высмотрев зверя с вершины какого-либо дерева, они пускают в него стрелу, а потом, вскочив на коня, преследуют его с помощью собаки".
Другие известия, относящиеся уже к христианской эре и более близкие к началу нашей истории, передают, что на севере России жили роксоланы, занимавшиеся грабежом и охотой (Марцелин), а по берегам "мiотiйскихъ болотъ", в бассейне Днепра и далее на северо-западе жили унны, или гунны, свирепое племя, занимавшееся исключительно охотой (Приск и Иорнанд).
Арабские писатели Ибн Хордаббе и Ибн Хаукаль говорят об обширной торговле пушным товаром, которую жители Руси вели на Румском (Черном или Средиземном) море.
Еще более убедительное и наглядное подтверждение охотничьего быта древних обитателей России дают нам археологические находки так называемой "Чертомлыцкой могилы". "Толстая" могила, названная по имени речки Чертомлыцкой, представляет громадный курган, находившийся к северо-западу от местечка Никополя, лежащего на самом Днепре (Екатеринославской губернии и уезда). При раскопке этого кургана, в мае 1862 года, были открыты сложенные в кучу, без всякого порядка, различные предметы конского уздечного и другого прибора: перержавевшие железные удила (числом до 250), бронзовые баранчики, пуговицы, пряжки, запоны резные в виде птичьей головы и наносники в виде бюста какого-то животного. Под удилами лежали различные бронзовые вещи, изображавшие зверей и птиц. В могиле найдено 5 мечей с рукоятками, покрытыми чеканным золотом; на четырех из них грубой работой изображены грифоны и олени, а на пятой превосходно вычеканено изображение охоты. В одном из подземелий были открыты золотые украшения с изображениями на них оленей, зайцев и других животных и тут же найден полуистлевший остов собаки, быть может, охотничьего пса погребенного вождя. В глубине подземелья открыта серебряная ваза с изображением двух грифонов, терзающих оленя, и украшенная горельефными вызолоченными изображениями сцен из быта скифов, занятых уходом за своими конями. Без сомнения, здесь изображено самое существенное и важное дело из скифского быта, именно покорение дикого коня. Эта мысль развита с замечательным искусством, и изящные изображения расположены в том последовательном порядке, каким всегда сопровождалось это скифское степное занятие. Изображения расположены вокруг вазы и составляют два особых и равных отдела: передний и задний. Начальный пункт художественной мысли и самого дела находится посередине этой задней стороны всей картины. Здесь две лошади представлены еще на степной дикой свободе: они пасутся в степи. По сторонам изображено первое действие их покорения человеку: они уже пойманы на аркан скифами, которые стараются удержать, остановить их на месте. Фигуры лошадей и скифов изображают сопротивление друг другу: лошади стремятся убежать, скифы всеми силами упираются, чтобы удержать их.
Таким образом, этот задний отдел картины, и с правой, и с левой стороны, существенно выражает одно: ловлю степного дикого коня. С передней стороны вазы, на самой середине, изображена картина усмирения пойманной лошади, представлено усилие трех скифов повалить на землю дикого коня, чтобы взнуздать его. Два скифа, стоящие впереди коня, тянут его веревками, один за правую переднюю ногу, другой за обе задние ноги, по-видимому, спутанные; третий скиф, стоящий позади, тоже тянет к себе коня за левую переднюю ногу. Группа слева показывает, что конь уже взнуздан, и скиф треножит его, подтягивая левую переднюю ногу через плечо коня к правому поводу узды, с целью оставить его в этом неестественном и неудобном положении, чтобы он сам собой привык слушаться узды. Группа справа показывает, что дикий конь уже спокоен, объезжен, взнуздан и оседлан, и скиф его треножит для отдыха.
Таковы данные археологии, которые говорят нам о древнейшей эпохе русской охоты.
Судя по данным летописей и других письменных источников, наши предки называли охоту "ловами": "ловы дъяти" значило охотиться, "обловитися" значило иметь большой успех на охоте. Это название с древнейших времен прочно держалось и в письменном языке, и в употреблении народном. Любопытна замена его современным названием "охота". Последнее название начинает устанавливаться с конца XV - начала XVI веков, и эта замена в названиях произошла под влиянием изменений в самом характере и значении охоты. "Ловы" выражают мысль о материальной стороне охоты, о желательном обилии улова; "охота", напротив, указывает на настроение, на страстное хотение "гнати по звърю", когда важно не то, сколько уловлено, но как и при каких обстоятельствах. Если для "ловца" важен обильный улов зверей или птиц при наименьшей затрате сил, то для "охотника", напротив, важен не материальный, количественный успех охоты, но те ее условия, которые дают пищу догадливости и проницательности охотника, его ловкости и смелости, и которые обращают охоту в источник наслаждения; чем больше препятствий, тем приятней для охотника успех и выше его качество, а количественное выражение этого успеха для истинного охотника на втором плане. Но если это так, то замена в названиях и должна была произойти в то время, когда охота обратилась в искусство, цель которого было не столько удовлетворение первых наших нужд, как-то доставление себе пищи и одежды, сколько удовлетворение свойственной человеческой душе потребности в наслаждении. Правда, в былинах Владимирова цикла встречается название "охоты": так, калики перехожие, подходя к Киеву, встречаются с князем Владимиром, который "ъздитъ за охотою"; но ведь известно, что в языке былин, как и в их содержании, наблюдается целый ряд наслоений позднейшего происхождения. Во всяком случае, замена слова "ловы" словом "охота" произошла не раньше XV века; а к этому, приблизительно, времени, по-видимому, относится заметный упадок охоты как промысла, с одной стороны, и возникновение некоторой организации в княжеских и царских охотах, с другой.
XV-XVI века, вообще говоря, можно считать временем, когда охота княжеская изменяет свой первоначальный характер добычливого промысла и становится развлечением и забавой для князей.